Сразу после подписания 30-летнего газового контракта «Газпрома» и CNPC во время визита Владимира Путина в Китай многие наблюдатели попытались напрямую увязать его с событиями на Украине.

На первый взгляд, всё очевидно: эскалация отношений Москвы и Брюсселя (ЕС — крупнейший покупатель российского газа) из-за Украины поставила «Газпром» в очень сложные переговорные условия, а подписание контракта в таких условиях стало политическим ответом России на украинский вызов. Именно так события и толковались.

Логика в подобных умозаключениях, безусловно, присутствует, но причинно-следственная связь, мягко говоря, нарушена. И первым на это указал не кто иной, как глава Госдепартамента США Джон Керри. 22 мая, в день подписания контракта, на пресс-конференции в Мехико он заявил:

«Мы не видим никакого отношения (к Украине) в соглашении о поставках газа между Россией и Китаем, над которым они работали на протяжении 10 лет, это не новое, это не неожиданный ответ на происходящие события».

В переводе с дипломатического, события на Украине и газовый контракт России с Китаем связаны, но связаны они ровно наоборот. Дело в том, что наблюдатели пытались увязать их в последовательно-хронологическую цепочку, а события эти являются проявлениями одного большого процесса.

В этой логике Украина и Китай меняются местами. Свидетельством чему — урегулирование всех территориальных споров между РФ и КНР ещё в 2008 году. Не контракт стал ответом России на украинский вызов, а украинские события были попыткой сорвать (приостановить, отложить…) подписание китайского контракта.

Разница вроде бы невелика, но есть, что называется, нюансы. И они таковы, что Джон Керри вынужден был спешно откликнуться на подписание контракта в Китае с противоположной стороны планеты, из Мексики.

Действительно, стоит только отказаться от хронологического подхода к событиям на Украине и в Китае, как все события последних лет начинают укладываться в стройную схему. Принятие «третьего энергопакета ЕС»; серия арабских «революций»; широкая (на грани истерики) рекламная кампания вокруг сланцевого газа; постоянные «угрозы» газовой диверсификации Европы (читай — отказ от российских поставок); голосование Европарламента против «Южного потока»; украинская «революция» и, естественно, российско-китайский контракт…

Смысл комбинации вовсе не в отказе (диверсификации) ЕС от российского газа. Чтобы понять это, достаточно взглянуть на вторую редакцию плана развития европейских сетей (TYNDP) на период до 2020 г., который обсуждался в 2011 г. Согласно этому плану, добыча газа в ЕС за эти годы упадёт почти вдвое. Прирост поставок из Норвегии планируется на уровне 9%. Поставки из Ливии и Алжира запланированы практически на прежнем уровне. Остаются всего два источника роста: Россия и сжиженный газ (СПГ). На долю России «отводится» 40% прироста поставок.

Теперь чистая арифметика. Если у ЕС всего два источника обеспечения роста поставок газа и компенсации падения уровня собственной добычи (Россия и СПГ), то вся комбинация превращается в блеф. Цель блефа — сбить цену на российский газ. В последние годы ЕС активно требовал скидок и получал их на уровне 10–15 %.

Но главной целью разыгрываемой комбинации было лишение «Газпрома» (шире — России) возможности выстраивать долгосрочную стратегию развития на основе «длинных» контрактов и «длинных» денег. Условно, под 30-летний контракт можно брать кредит на 30 лет в любом банке мира.

Немаловажная деталь: в блеф столь сложная и многоуровневая игра превращалась только в случае подписания российско-китайского контракта. В контракт заложены все условия, против которых отчаянно боролся в последнее время ЕС. Ключевые из них — долгосрочность (30 лет) и привязка цены на газ к нефтяной корзине, а не к спотовым поставкам СПГ.

Если представить на секунду сегодняшнюю ситуацию без китайского контракта, то она будет выглядеть следующим образом.

Первое: «третий энергопакет ЕС» по факту под видом либерализации объединяет разобщённый энергорынок Европы и создаёт некого виртуального «единого» покупателя газа. Это позволяет диктовать условия, прежде всего, российским поставщикам, так как они, в отличие от поставщиков СПГ, жёстко связаны с покупателем трубой.

Второе: два альтернативных поставщика газа в ЕС (Алжир и Ливия) взяты под жёсткий контроль НАТО (читай, США). Норвегия входит в НАТО, а безопасность поставок СПГ морем изначально обеспечивается ВМС США.

Третье: события на Украине (контроль США) блокируют один из ключевых маршрутов поставки газа в ЕС. Достаточно вспомнить «революционную» риторику Киева по газовому вопросу всё это время.

Четвёртое: Европарламент голосует за блокирование строительства «Южного потока».

Подобный сценарий развития событий ведёт к ужасающим последствиям для России, которая окончательно превращалась бы в «бензоколонку» для Запада. Но он ужасающим стал бы и для Китая, лишавшегося возможности в долгосрочной перспективе выстроить независимую от США энергетическую стратегию. Именно поэтому контракт, несмотря на сложность переговорной позиции России, был подписан к взаимной выгоде обеих стран.

За скобками остался всего один нюанс. Из приведённого сценария видно, что основным бенефициаром всей геополитической комбинации является не ЕС, а США. Слишком серьёзны для Европы последствия провала авантюры.

Одним из таких последствий является второй этап российско-китайского энергетического сотрудничества, который предусматривает объединение инфраструктуры транспортировки углеводородов из Западной и Восточной Сибири. Это создаёт стратегически иную ситуацию в мире.

Практически одновременно с подписанием «китайского» контракта в Брюсселе проходила конференция по энергобезопасности ЕС. Темой была более тесная координация при закупках российского газа. А сразу вслед за объявлением о подписании контракта в прессе появилось письмо главы Еврокомиссии Жозе Мануэла Баррозу Владимиру Путину.

Глава ЕК пишет, что поставки газа в Европу являются контрактной обязанностью «Газпрома», и предлагает ввести мониторинг объёмов газа, поставляемых на Украину и получаемых в ЕС. А представитель еврокомиссара по энергетике Сабина Бергер по поводу связи письма Баррозу с подписанием российско-китайского контракта заявила буквально следующее: «Мы не можем комментировать соглашение между третьими странами…».

При объединении транспортной инфраструктуры Западной и Восточной Сибири ЕС и АТР вступают в прямую (без посредничества США) конкуренцию за российские энергоресурсы. А прямая конкуренция, как известно, может быть или поводом для боевых действий, или началом большого интеграционного процесса.

http://www.odnako.org 26.05.2014