Слушая наш гимн перед очередной схваткой Москвы и Брюсселя - на сей раз на футбольном поле - подумал вот о чем. Ведь когда мы поем «славься, Отечество наше свободное», мы же понимаем под этим чуть иное, чем тот же европеец, поющий свой гимн с обязательной свободой в тексте. Тот поет про индивидуальную свободу. Даже если в реальности он повязан с ног до головы ипотеками, долгами, кредитами и кредитками, выбирает между двумя либеральными партиями-клонами с разными названиями, слушает Псаки вместо альтернативных источников - он все равно уверен в своей свободе.

Которой нет у русского или белоруса, зато которая теперь есть у украинца. И «отечество свободное» для него - это отечество личных свобод. Почитайте наших домашних либералов (хотя какие они домашние? Скорее дикие...) - там тоже постоянный рефрен про то, что, дескать, глупо гордиться победами-ракетами. А вы вот сделайте такую страну, где так вольно дышит человек, как в Европе обетованной. А все эти территории, ядерные щиты, космосы и духовности - это лишь ненужные и отвлекающие заморочки реликтовых диктатур и империй. 

Здесь типовой неолиберал читать закончит (если начинал) - с не менее типовой мыслью про «сейчас начнется треп о ненужности русскому человеку демократии и свободы блаблабла (или, в духе тренда: ла-ла-ла)». Ну а мы пойдем дальше. 

У любого вменяемого индивида личные свободы отторжения не вызывают. Однако так получилось, что наш человек, говоря про «Отечество свободное», слышит в этом - свободное от подчинения другим отечествам. Упомянутые радетели личных свобод подозревают в этом "искусственно раздутую Путиным и Ко паранойю", но штука в том, что это появилось пораньше ВВП.

И не на пустом месте, надо признать. Вот совсем не нашего времени человек, вне пределов Отечества и задолго до «холодной войны», Путина и даже до прихода к нам прошлого Евросоюза - аж в 1927 году пишет: «История России есть история еесамообороны: потому она и провоевала две трети своей жизни. ... Из века в век наша забота была не о том, как лучше устроитьсяили как легче прожить, но лишь о том, чтобы вообще как-нибудь прожить, продержаться, выйти из очередной беды, одолеть очередную опасность; не как справедливость и счастье добыть, а как врага или несчастье избыть; и еще: как бы в погоне за «облегчением» и «счастьем» не развязать всеобщую губительную смуту...» (И.Ильин, «О путях России»). 

«Паранойю», «манию преследования» у наших предков развязал не Путин, а, в общем-то, сами обстоятельства нашей жизни. Выбор между своим бюрократом или чужим супостатом наш человек делал, не колеблясь. Даже если супостат выглядел просвещеннее, интеллигентнее и цивилизованнее своего самодура.

Даже если свой бюрократ предавал или тупил, а элиты говорили на чужих языках, жили чужими ценностями и верили, что «умная нация победила бы глупую», «Ленинград надо было сдать» и «Крым придется вернуть». Просто в этот самый момент они переставали быть его элитами, вот и всё. Оказывались вне национального контекста. 

Немудрено, что наша самоорганизация исторически трендовала к армейской. Иметь коллективно-совещательный орган вместо единоначальника в условиях войны - это все равно, что на месте главкома в армии поставить Комитет солдатских матерей. Полезная структура, но - не о том. И нюанс этот важен. На нем пытаются играть - что примечательно - и либералы, и сама власть. Каждый по-своему напирая на одну свободу в ущерб другой. 

Вообще-то, оба не правы - просто в разной степени. Потому что здесь не конфликт двух свобод - индивидуальной и государственной - а расстановка приоритетов. Дурного гаишника потерпеть можно. Внешнее управление - нет. Да и не просто внешнее управление. Одно дело, когда у тебя сверху Канада и снизу Мексика, и другое - когда у тебя с одного боку Орда, а с другого - юберменши.

Причем если номинально более дикие еще как-то могли взять деньгами, то «цивилизованные» просто не считали нас за людей, к которым применимы правила войн и гуманизм. И когда нам говорят - они, мол, изменились, теперь голубые и пушистые, мимими, мы резонно возражаем: пусть докажут. Не мы им, а они нам. Они и "доказывают" санкциями и поддержкой "АТО", игнорированием Одессы, "нефашистов" и убитых детей Славянска.

В этом, наверное, один из ключей и к украинской (грузинской и т.п.) теме. Они побежали не потому, что у России мания преследования, а потому, что эта мания обоснована. И побежали к самим преследователям, к более сильной, в их понимании, стороне. Поэтому же с падением Берлинской стены году куча бывших «братских» стран стала не спокойными независимыми государствами нейтральной Европы, а банальными перебежчиками в историческом геополитическом конфликте. Науськивая нового хозяина на старого, как это часто делают именно те, кто сменил сторону. Они более всех прочих заинтересованы не в мирном исходе, а в победе нового над старым, потому что перебежчиков традиционно не любят больше, чем врагов. 

Хотя, строго говоря, даже трудно их упрекать их за это. Это алгоритм выживания многих малых наций. У которых нет этого чувства подлинной независимости, даже если они именно об этом фанфарят, когда в очередной раз меняют хозяина. Понять, кто сильнее, и отодвинуться от более слабого, чтобы не задело.

Помните, финал «Профессионала»? Когда Бомон-Бельмондо говорит с любовницей убитого афропрезидента:

- Какие новости?
- Розен убит. Нджала убит. Что до меня, то моя судьба решается сейчас...
- Может тебя подбросить до Парижа?
- Нет. Вы бы лучше не стояли на линии огня...

Остаток Украины уходит с линии огня, пусть ценой потери газа, Пушкина, Гагарина и 9 мая. И это, кстати, подтверждает, что линия огня вполне реальна. 

Говорить, что тут какой-то конфликт ценностей из-за трансформации России в сторону тирании - это для наивных и для искренних либералов (такие, видимо, есть). Я бы сказал, что зависимость тут вообще обратная: именно когда на нас давят извне, мы начинаем закручивать гайки - а не внешнее давление возрастает, когда мы сталинизируемся. Когда нас обнимают, мы расслабляемся до полной горбачевщины и козыревщины. Теперь же попытка «аншлюса» Украины стала именно ясным сигналом и власти, и нашему народно-оборонительному инстинкту: «началось!». Привычная реакция - Россия сосредотачивается.

Конфликт же начался не с Крыма. Как Вторая мировая, на самом деле, ведь стартовала не с «пакта Риббентропа-Молотова» и раздела Польши, а таки с «аншлюса» Австрии и с Мюнхенского сговора Запада с одним диктатором, и с нежелания договариваться с другим. Теперь же старт конфликту был дан пактом евро-Риббентропа и украинского «коктейля Молотова».

Сетевые укры очень любят говорить нам: «отстаньте от нас, дайте нам жить и решать свои проблемы спокойно». Интересно, что ровно это же мы все время говорим нашим оппонентам: «отстаньте от нас. Дайте заняться своими делами, демократизироваться и модернизироваться».

Просто у нас масштаб чуть поболе украинского, а потому нас касается не только происходящее внутри наших границ, но и рядом с ними. США и ЕС считают, скажем, своим нормальным внутренним делом обеспечение собственного населения бензином путем переворотов в нефтеносных странах за тысячи км от себя. А уж с соседней Мексикой все было бы еще очевиднее. 

Переходом Запада к активной фазе «аншлюса» Украины был запущен и механизм внутреннего отложенного конфликта самой Украины в том виде, в каком она получила независимость в 1991-м. Ведь никаких АТО и прочих войн с сепаратистами за тот же Крым или прочие русско-населенные земли Москва тогда не вела именно потому, что была презумпция их нейтрально-дружественного статуса.

«Ну, пусть у вас Крым, какие счеты между своими? Русских только сильно не обижайте».

Но ситуация перехода в стан оппонентов меняет всё. Это - не просто с линии огня. Это - в чужой окоп. Понятно, что русским из экс-Украины там делать нечего. На кону не территории, язык, коррупция или евроценности, а именно Свобода в ее русском понимании. Как свобода от чужого дяди, даже доброго. А вот почему эта наша свобода не отрицает и индивидуальную свободу (а даже подразумевает) - об этом поговорим в другой раз.

Олег Одинцовский

http://www.politonline.ru/comments/16740.html