Теперь я точно знаю, как начинается гражданская война. Это происходит в тот момент, когда вчерашние друзья, братья и коллеги перестают друг друга слышать. Словно между нами выросла глухая стена, а тугой узел, который невозможно развязать. А эмоции зашкаливают, заставляют совершать желания, сил и мудрости преодолеть ее ни у кого нет. Ведь взаимные обиды и претензии уже сплелись в необдуманные поступки и делать неоправданно резкие заявления. Судя по всему, к точке невозврата мы подошли уже вплотную. Стоит протянуть руку — и коснешься старухи с косой, которая бродит по улицам Славянска и Мариуполя, собирая первый кровавый урожай. Я не знаю, что ждет нас всех дальше. Мне под силу лишь рассказать о том, что я увидела и услышала
1. КРАМАТОРСК. РАЗОРУЖЕНИЕ.
СОЛДАТЫ ТОЖЕ ПЛАЧУТ
Российский флаг. Горка из шин. На самой высокой точке светловолосый мальчишка лет 16 в оранжевой жилетке парковщика на голое тело и с жезлом гаишника в руках.
— Ваши документы! — обращается к нам пацан. — Паспорта…
Размахивать жезлом он, судя по всему, уже устал. Вспотел. Волосы на лбу слиплись. Но человеку «при исполнении» проявлять слабость не пристало, и слезать с баррикады парнишка явно не собирается.
«Если бастуешь в Киеве — герой, а на Донбассе — сепаратист?»
— Почему мы поставили блокпосты? — искренне удивляется моему бестолковому вопросу припарковавшийся около въезда в город местный таксист Николай. — Так Юля ж сказала, что весь Донбасс нужно колючей проволокой оградить! Мол, тут одни сепаратисты живут. А этот баптист ее, Турчинов, и рад стараться. Решил нас извести. Самолеты в небе так и снуют, вертушки крутятся…
— А вы себя сепаратистами не считаете?
— Да какие ж мы сепаратисты? Это ваша власть киевская — незаконная. Потому как ее никто не избирал. А рабами европейцев мы не будем. И не надейтесь! Нам русские ближе, они нам родня…
Слова Тимошенко о колючей проволоке ходят по Донбассу еще с 2004 года. Сама Юля неоднократно заявляла, что никогда ничего подобного не говорила. Но ей тут не верят.
Первые баррикады в Краматорске появились больше недели назад. Тогда же неизвестными бойцами с оружием в масках и камуфляже был захвачен (позже освобожден, а затем снова захвачен) горотдел милиции. Поскольку аналогичные процессы шли по всему региону, и. о. президента Турчинов объявил о начале антитеррористической операции. Но это решение еще больше подхлестнуло народные протесты в Донбассе. Уже 15 апреля митингующие попытались захватить расположенный в черте Краматорска военный аэродром. А армейцы дали им отпор.
— Значит, если в Киеве бастуешь, ты герой, а на Донбассе —террорист и сепаратист?! — горячится один из активистов протеста щупленький пенсионер с аккуратной бородкой Александр Ефремович. — Это же с каких пор простых людей террористами стали называть?
— А как вас еще называть, если вы аэродром военный пытались захватить?
— Мы его не захватывали. Мы пришли к воротам аэродрома, чтобы выразить свой протест. А солдаты начали по людям стрелять. Потом самолеты подняли в воздух…
«Армия должна быть с народом!»
Возможно, страсти по аэродрому скоро бы улеглись. Поговорили бы люди, повздыхали, да и успокоились. Но ранним утром 16 апреля (как раз накануне четырехсторонних переговоров в Женеве) от блокпоста к блокпосту полетела «молния»: со стороны Изюма (Харьковская область) в город идут танки! Вот тогда-то митингующие по-настоящему и испугались.
— Вы понимаете, украинская армия получила приказ стереть нас с лица земли! — совершенно серьезно и по-деловому заявляет мне 53-летний инженер коммунального предприятия Юрий Азаров. — Но мы этого не допустили! Женщины, дети, мужчины — все побежали в Старый город и блокировали шесть военных машин (как выяснилось, это были не танки, а БМД). Окружили их живым кольцом. Солдаты по цивильным людям стрелять не стали. Сразу перешли на сторону народа. Сейчас они и их техника — в Славянске. Но такими сознательными оказались далеко не все военные…
Вместе с Юрием Азаровым мы отправляемся на железнодорожную станцию Пчелкино, где местные жители окружили еще 16 машин 25-й воздушно-десантной бригады ВС Украины из Днепропетровска. Как выясняется, этой же части принадлежали и захваченные ранее БМД в Старом городе.
— Они тут, на Пчелке, не хотели останавливаться, — рассказывает Азаров, кивая в сторону военных. — Кидали свето-шумовые гранаты, смяли «Таврию» ветерана Великой Отечественной войны (слава богу, она была пустая). Но потом все равно затормозили…
Мы стоим на тихой сельской улочке (поезда здесь ходят далеко не каждый час), разрезанной «по шву» железнодорожным полотном. Вокруг цветут деревья. Мне очень хочется думать о весне. Но вместо этого я иду к окруженным толпой разъяренных людей БМД, на каждом из которых сидят не менее десятка вооруженных солдат, и ловлю себя на мысли о том, какими чужеродными здесь выглядят боевые машины.
— Какая сука вас родила, что вы сюда пришли?! — надрывается около одного из БМД женщина лет 50.
— Оккупировали нашу страну подонки! — поддакивает ей 30-летний розовощекий здоровяк. — Пусть Турчинов загонит их обратно!
Военные напряженно молчат. Они явно очень устали. И сил отвечать местным у них нет.
— Какие же мы оккупанты? — в конце концов не выдерживает один из парней. — Мы украинская армия. И находимся на территории своей страны.
— Вот и валите в свою Украину! — кричат люди. — Хотят танками нас давить! Стрелять в нас! У нас тут дети! Армия должна быть с народом.
— А у вас здесь что, не Украина? — отвечает солдат. — И потом, мы в вас не стреляли. Мы военные, нам дали приказ, и мы его выполнили…
— Люди, вы должны понимать, что здесь происходит! — обращается к краматорчанам мужичок в сером костюме и с портфелем в руках. — Солдаты не виноваты. У нас идет война между славянами и Западом. Это американцы во всем виноваты. Но Россия нас защитит. А военные здесь ни при чем. Они тоже славяне.
— Да хватит вам уже ссориться! — перебивает его улыбчивая кругленькая женщина. — Мальчики! — обращается она к военным. — Вы, наверное, голодные? Вот вам огурчики, колбаска…
— Ребята, тут люди говорят, вас в армии не кормят? — подхожу я к военным. — Неужто действительно голодаете?
— Глупости! Все у нас есть!
— А почему вы такие уставшие? Правда, что до переброски сюда вас в лагере под открытым небом держали?
— Ну двое суток в лагере в палатках пожили, — отвечает молодой темноглазый десантник. — Но это нестрашно. Просто унизительно все это. Унизительно, понимаешь?!
«Сдавайте боеприпасы и дуйте в Днепропетровск!»
На одной из боевых машин я нахожу командира десантников, но разговаривать с журналистами он не хочет.
— Я звоню руководству! — сразу отрезает офицер. — Что они скажут, то мы и будем делать. Отойдите, пожалуйста…
— А кому конкретно?
— Отойдите…
Время тянется медленно. Митингующие заправляются пивом в соседнем ларьке. Атмосфера накаляется с каждой минутой.
— Товарищи, товарищи! Послушайте! — появляется в толпе высокий мужчина в камуфляже. — Я из Дружковки. Председатель Общества ветеранов-десантников. Сейчас в Славянске ротой народного ополчения командую. Давайте ребят отпустим. Они наши подшефные. Нормальные парни.
— Мы их отпустим, а они нас расстреляют? — отвечают люди. Ты вообще кто? А ну покажи документы! Провокатор!
Гость из Дружковки замолкает. Отходит в сторонку.
— Что же делать? — растерянно спрашивает он то ли у меня, то ли у самого себя. — У меня племяш на БМД…
— А у меня брат, — говорит светловолосая девушка по правую руку от меня.
— Смотрите, вертолет летит! — Кричит кто-то в толпе. — Готовьтесь, к нам гости…
В первые секунды по людскому морю проходит волна паники. Но вертолет уходит на аэродром. Люди успокаиваются. А вскоре к нам подъезжает командующий ВДВ Украины Александр Швец. Он пытается наладить с митингующими разговор. Но отпускать десантников люди не желают. Идут часы. На улице темнеет.
— Придется ребятам здесь ночевать, — вздыхает бывший вэдэвэшник из Дружковки.
Неожиданно к толпе подъезжает уазик, из которого выходят высокие крепкие парни в камуфляже и масках, с автоматами. Уверенно раздвинув оружием притихшую толпу, они о чем-то долго беседуют с командующим ВДВ.
— Кто это? Откуда? — спрашиваю я у вэдэвэшника.
— Из Славянска, — очень тихо отвечает он. И как-то неуверенно добавляет. — Ну, наш спецназ типа…
Спустя полчаса гости в камуфляже и масках объявляют:
— Сдаете боеприпасы Швецу, он отдает их нам, и дуйте в Днепр!
Тяжело вздохнув, командующий ВДВ подчиняется. Кто-то приносит ему голубой полиэтиленовый пакет для мусора, и он собирает в него боеприпасы. Мимо проходит поезд. Жители Краматорска приветствуют его криками: «Донбасс! Победа!». Проводники и пассажиры машут им из окон. Вскоре толпа расступается и выпускает на свободу первый БМД. В глазах бойцов стоят слезы. Я вспоминаю слова одного из бойцов: «Понимаешь, это унизительно…»
Похороны жителей Славянска, которые погибли в пасхальную ночь
2. КРАМАТОРСК. ЕВРОМАЙДАН
ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ДУМАЮТ ПО-ДРУГОМУ
Опросы в Краматорске по текущим событиям никто не проводил. Но, по разговорам, большинство жителей поддерживают акции протеста. По разным причинам. Кому-то не нравится нынешняя власть, кто-то — за расширение прав Донбасса, кто-то просто хочет присоединиться к России, как Крым. Но есть люди, которые думают по-другому. В Краматорске немало тех, кто ездил на Евромайдан или оказывал ему посильную помощь, оставаясь дома. 16 апреля более тысячи человек вышли на митинг «За единую Украину».
— Мало кто знает, что двое краматорчан погибли 20 февраля в Киеве во время расстрела на улице Институтской, — рассказывает 30-летний бизнесмен Алексей. — Когда украинские СМИ пишут о нашем городе, складывается впечатление, будто здесь живут только пророссийски настроенные люди. А это неправда. По словам евромайдановцев, сегодня пророссийское протестное движение в Донецкой области состоит из нескольких проплаченных групп. Во-первых, вооруженных мобильных бригад бывших военных и экс-сотрудников различных спецподразделений, которые осуществляют непосредственный захват административных зданий, а потом исчезают (по слухам, их база находится в Славянске). Во-вторых, криминалитета, который якобы связан с людьми Януковича (например, говорят о группировке «17-й участок»). Хотя сами пророссийские активисты участие ОПГ в своих акциях и отрицают.
— В то же время среди митингующих много идейных людей, — говорит Алексей. — А также те, кто просто боится нищеты. Ведь после того как отношения Украины и России испортились, большинство предприятий региона сократили число рабочих дней, поскольку львиную долю заказов они выполняли для РФ. Соответственно, у людей упали и зарплаты. А они и до этого были низкими. В среднем не превышали 2–3,5 тысячи грн.
— Мне кажется, в Киеве о нас просто забыли, — добавляет бизнесмен. — А нам сейчас очень нужна помощь и поддержка. Среди пророссийских много тех, у кого есть оружие. И они могут пустить его в ход.
3. МАРИУПОЛЬ И СЛАВЯНСК. СМЕРТЬ И КРОВЬ
«НАШИ МУЖЬЯ НЕ ТЕРРОРИСТЫ!»
Ночь с 16 на 17 апреля стала для Мариуполя кровавой. В тот день произошли столкновения около воинской части. Как утверждают бойцы ВВ, их штурмовала толпа пророссийских митингующих. Бросала в часть коктейли Молотова, снесла ворота. В то же время активисты говорят, что никого не атаковали, а просто блокировали. Разнится информация и о том, кто стрелял. По одним данным, вели огонь солдаты из части (сначала в воздух, потом прицельный). По другим — какие-то провокаторы. В любом случае итог трагичен — двое погибших, более 10 раненых. Причем оба убитых — люди совершенно случайные и явно не диверсанты-террористы…
Мариуполь. Кафе «У Елены». В маленьком дворике собралось около 10 человек, чтобы помянуть хозяина заведения — 39-летнего Андрея Гужву. Он погиб 17 апреля во время перестрелки около воинской части Внутренних войск.
— Уходите! — кричит мне светловолосая женщина под 40 с черной повязкой на голове. — Вы журналисты все врете! Вы пишете, что мой муж террорист! Уходите!
— Лена, подожди… — останавливает вдову погибшего подруга. — Журналисты все разные.
Захлебнувшись слезами, Елена отходит в сторону.
— Вы поймите… — вздыхает ее подруга. — У нас горе. А украинские каналы все врут… Даже фамилию Андрея перепутали… Как это случилось? В ночь с 16 на 17 апреля мы не спали, готовились к Пасхе. И вдруг услышали гул реактивных самолетов. В воздух взлетали красные сигнальные ракеты… Естественно, все очень испугались. По словам Лены, Андрей в это время только вернулся домой. С кем-то созвонился и узнал, что возле воинской части заваруха. И решил вместе с приятелем пойти посмотреть, что там происходит. Но туда он так и не попал. Около школы №9 (она расположена на расстоянии в несколько сот метров от части) его настигла пуля…
— А знаете, как выстрелили? — прерывает наш разговор друг погибшего Иван. — Так, что у Андрея разорвало почку и печень! Это ж из чего надо было стрелять?! Еще и пуля куда-то исчезла. Я врачей спрашивал, они не знают, куда она делась!
— Понимаете, мы даже не знаем, кто доставил Андрея в больницу, — говорит подруга вдовы. Нам медики позвонили, и мы туда поехали. Но было уже поздно. Андрюша умер на операционном столе. У него осталось трое детей. Как им теперь жить? Вы напишите об этом. Пусть люди знают. А еще о том, что Андрей был человеком честным. В тюрьме никогда не сидел. Не надо называть его террористом…
«У мужа была астма, он получал пенсию по инвалидности»
Светлана и Олег Авербахи встречают меня около дома. Сегодня они похоронили 43-летнего мужа и отца, Александра.
— Саша всегда забирал меня с работы, — рассказывает Светлана. — А я работаю в магазине неподалеку от этой злополучной воинской части. Около 21:00 муж с моим племянником Сашей вышли из дома и зашли в магазин возле части купить пиво. А когда потом увидели митинг, решили посмотреть, что там происходит.
— В этот момент началась стрельба, — подключается сын погибшего Олег. — Это военные делали предупредительные выстрелы в воздух. Папа и Саша испугались и спрятались за машину, которая была припаркована рядом. А когда стрельба прекратилась, вышли, чтобы уйти.
Светлана и Олег Авербахи потеряли возле Мариупольской воинской части мужа и отца
— Но в этот момент возле мужа разорвалась свето-шумовая граната, — всхлипывает Светлана. — И он упал… Какие-то люди помогли Саше вызвать скорую и отвезти супруга в больницу. Ближе к 22:00 я позвонила ему на мобильный, но мне ответил незнакомый человек. Мол, приезжайте в больницу. Когда я туда примчалась, муж уже был мертв. Осколок гранаты разорвал ему легкое.
— Понимаете, папа вообще не ходил на эти митинги, — вздыхает Олег. — Ему не нравилась новая власть. Но и захват админзданий он не приветствовал. Он вообще большую часть времени проводил дома. Последний год не работал из-за астмы. Ему даже пенсию по инвалидности оформили…
— Астму он получил потому, что работал обрубщиком во вредном цеху на заводе, — уточняет Света. — Но в последнее время моей зарплаты на жизнь нам не хватало. И он снова решил устроиться на завод. Уже и обходной лист подписал… А еще он накануне гибели первый раз получил пенсию по инвалидности. Так радовался! Купил продукты к Пасхе. Кто же знал, что такая беда случится…
«На Былбасовке мальчишки 20-летние стояли. Вот муж и сказал: пойду детей защищать»
Хрупкая черноволосая Елена Руденко встречает меня возле калитки своего скромного дома в Славянске. Ее муж погиб в пасхальную ночь на печально известном блокпосту близ поселка Былбасовка, где во время столкновения с неизвестными вооруженными людьми погибли пять человек (три активиста и двое нападавших).
— Сегодня в четыре утра мне позвонили и сказали: приходи, Сергея убили, — тихим бесцветным голосом говорит женщина. — Я прибежала, а он уже холодный. Ему вот сюда выстрелили, — Елена дотрагивается пальцем до своей переносицы. — Вот так. Был, и нет его… Он долго там на блокпосту лежал. Только утром его увезли в морг.
Сергей Руденко дежурил на блокпосту с первого дня протестов в Славянске.
— Он работал водителем школьного автобуса, — продолжает Елена. — Очень малышей любил. А там, в Былбасовке, мальчишки 20-летние стояли. Вот он мне и сказал: пойду детей защищать. Не знаю, как теперь жить. Одной… Мы с Сережей прожили 35 лет, все делали вместе, троих детей вырастили. А теперь-то как?!